Эта новость горячо и радостно обсуждалась на многих православных сайтах
Американский актер Джонатан Джексон публично исповедовал православие на вручении премии Эмми. Получив награду, он перекрестился, воздал хвалу Святой Троице и, среди прочих, поблагодарил афонских монахов за молитву о мире.
Путь Джонатана Джексона к православию был нелегким и долгим, его рассказ о вере и Церкви – глубокий и поучительный. Публикуем фрагменты интервью Джексона, данного им в эфире американского православного радио Ancient Faith Radio.
Мои родители – адвентисты седьмого дня, наверно, в четвертом поколении. Лет до 9 и меня воспитывали адвентистом, а потом родители начали отходить от этой деноминации. Мы переехали в Лос-Анджелес, и я начал играть в «Главном госпитале».
В Лос-Анджелесе у нас не было храма, поэтому мы с братом слушали разные проповеди – такая у нас была духовная жизнь. До 16 я слушал проповеди и читал апологетические книги о христианстве.
Некоторые проповеди меня очень глубоко задели, и Бог занял в моей жизни очень важное место. Я стал читать К.С.Льюиса: «Просто христианство», «Расторжение брака» и другие книги.
Я совсем не видел смысла в том, чтобы ходить в церковь. Я любил Бога, любил Христа, но не понимал, для чего нужна Церковь. Собственно, если я могу и дома слушать проповеди и читать книги, зачем ходить куда-то еще?
Но с другой стороны, у меня было это чувство космоса…
Я никогда не хотел принадлежать к какой-то деноминации. Я хотел принадлежать ко всему Христианству! Я не знал, что такое Вселенская Церковь, но чувствовал, что мне очень близок Льюис – англичанин и англиканин.
В 17 лет я стал общаться с разными церковными группами – более харизматическими, вне деноминаций. У нас даже дома была церковь, к нам приезжали пасторы, и человек 15-20 актеров приезжали на богослужение по выходным.
Я женился, как только мне исполнилось 20 – в июне моему браку 10 лет. Моя жена тоже играла в «Главном госпитале», но мы заметили друг друга на Эмми. Я поблагодарил Христа, получив награду, и это ее поразило. Тогда она переживала период отхода от Бога и веры. У нас трое детей.
В движении харизматов я был около 10 лет, и я уверен, что немало харизматов откроют для себя православие, потому что многое в их движении отклоняется от действия Духа Святаго (они отрицают мистическое и сверхъестественное), но большинство из них очень искренне хотят встретиться с Богом и познать Его.
У харизматов нет церковной традиции, поэтому они создают новые традиции, но по-своему ищут Бога, и я уверен, многие найдут ответы на свои вопросы в древней вере, в православии. Это будет как дорога домой. Это было так для меня.
Мой путь в православие был таким.
Я поехал в Румынию работать над фильмом, жил три с половиной месяца в Бухаресте. У меня была роль в замечательном фильме «Восход тьмы», но в итоге студия полностью вырезала моего персонажа.
Думаю, я оказался в Румынии для другого. Мы были с женой и двумя детьми. Но не там я открыл для себя православие. Все древнее казалось мне подавляющим и очень религиозным.
Я заходил в православные храмы, очень маленькие, все внутри было в золоте и совершенно непривычное для меня. И мне и жене православие казалось странным кузеном католичества. А в первый раз нас вообще ограбили цыгане. Такое теплое приветствие…
Моя жена родом из Италии, и мы решили съездить в Рим. И то, что я увидел в Риме, можно описать как «Погоди, тут все настолько близко к Христианству – я и не мог себе представить!».
Я думал, что Рим меня подавит своей древней религиозностью, но все оказалось наоборот. Было Вербное воскресенье, говорил Папа Бенедикт, пальмовые ветви выстилали улицы…
Мы были в трех кварталах от Собора Святого Петра, и это было волшебно — по-настоящему глубоко. Мы видели крест в Колизее, и нас с женой поразило, что мы совсем рядом с мучениками за Христа. Одно дело – читать об этом в книге, совсем другое дело – быть физически в этом месте и осознавать это.
Тогда я решил, что должен узнать больше о христианстве, и стал читать книгу Гонсалеса «История христианства». Но там не было ни слова о православии – только про католиков и протестантов.
За три года интенсивного чтения об истории христианства я не нашел почти ни одного упоминания Восточной Церкви. И поэтому я решил, что Древняя Церковь восходит к Риму. Я прочитал Честертона, прочитал 15 книг Папы Бенедикта… Замечательные книги, но многое в католицизме принять я не мог, например, непогрешимость Папы, особенно учитывая, что она очень поздно была признана официально, около 1870 года.
Мы с женой ходили на католические мессы, были, наверное, на 12, и это было интересно, и я чувствовал, что это историческая вера.
Тогда встал вопрос – принимать ли католицизм, но было много вещей, которые я не мог разделить. И я стал молить Бога о третьей двери. Я сказал Богу: «Я не понимаю протестантизм, потом что для меня дом, разделившийся в себе, не может устоять». А ведь только в Америке 23 000 деноминаций… Как это соотнести с тем, что в первые века была одна вера? Да, было много ересей, но Вселенская Церковь была единой. И даже после отделения Рима, все равно они считали себя единой Церковью.
Даже Лютер – это была попытка вернуться к святой кафолической и апостольской Церкви.
Я молился, и я помню много темных ночей, которые были так похожи на темную ночь души, а я так отчаянно хотел найти единую древнюю Церковь…
Три года поисков – и я решил, что поскольку не могу полностью вместить католичество, то буду таким протестантом без гражданства. И тут вдруг – не знаю, как это случилось, я подумал: «Прежде чем забросить все это дело и просто стать протестантом, надо мне еще прочесть про Великий Раскол…».
Это было словно вспышка молнии. ВСЕ начало сходиться – даже не знаю, как это произошло. Но я скачал на айфон книгу «Православная Церковь» о.Джона Макгакина. Я не мог оторваться. Это стало кульминацией моих четырехлетних поисков. Затем – книги вл. Каллиста (Уэра), о.Александра Шмемана, о.Петра Гилквиста …
Потом на Гугл-карте я стал искать православные храмы, нашел несколько греческих церквей и пришел в одну из них. Там была пожилая женщина – сотрудница, я постучался, она открыла мне дверь и впустила.
Я сказал: «Я тут хотел на храм просто посмотреть, но я мало знаю».
Она ответила: «Заходите! Никого нет. Просто входите и осматривайте все». Я был один, я молчал, меня окружили иконы, совершенно мне не знакомые, и Христос-Вседержитель был там… И знаете, первое слово, которое у меня с уст слетело, было бранное… Это было неправильно. Но я был так поражен, я настолько оторопел… Я понял, что я НАШЕЛ ИСТИННУЮ Церковь. И вот я был посреди икон…
И еще я понял, что мне снилась православная церковь задолго до того, как я впервые ее посетил. И я был потом в других храмах, и они только чуть-чуть отличались от того, что я видел во сне. Я продолжал искать по интернету, и я нашел храм Пресвятой Богородицы в Сильверлейке.
И это был тот самый храм! Там не было скамеек! А я запомнил во сне, что в храме не было скамей! Свет струился из окон, люди выходили из храма, все было мистическим… «Вот оно!!! Вот оно!!!»
Я позвонил настоятелю – о. Джону Стрикланду. Он сам перешел в православие, и он тоже из Вашингтона… Мы встретились и стали общаться.
А потом была первая служба. И первая моя мысль, когда я вошел в храм, была «Уходи. Беги! Просто уходи! Не надо. Тебе нельзя быть здесь!» Это было странно, но я подумал, что это был глас Божий. «Ого!» — я практически вспотел. Это было ОЧЕНЬ сильное чувство.
Я никого не знал в храме, мне было некомфортно, я был чужим. Но потом я словно почувствовал, что Святой Дух сказал: «Останься до конца, и потом ты поймешь свои чувства». Но первые 45 минут были страшно дискомфортными.
А через 45 минут что-то произошло. Помещение преобразилось, после проповеди, после молитвы об оглашенных. Все зримо преобразилось. Началась Херувимская…
За это время я прошел путь от «Иди, иди отсюда» до слез, льющихся по щекам.
Я никогда не видел, чтобы вот так единым сердцем люди молились бы с таким умилением. Просто никогда не видел. Люди крестились: «Господи, помилуй, Господи, помилуй» — у меня просто дыхание перехватило. И это не было самоуничижением, покаянием «я-червь». Это было радостное покаяние. Словно прямая связь с Богом.
Я никогда такого не видел, слезы лились у меня по лицу, и я молился: «Все, что я хочу – просто быть здесь, и остальное неважно. Хочу быть здесь с этим единым телом… телом Христовым».
Это было непросто. Но это было поворотной точкой.
В тот момент жена не была со мной, но позже я познакомил ее с о.Джоном. Он показал нам храм, она увидела иконы, и это ее напугало – они осуждают нас – сказала она. Да, это страшно… И надо понимать, что для тех, кто вырос в католическом или протестантском окружении, все это воспринимается через призму того, что было в католичестве или протестантизме….
Я уважаю католицизм, дружу с католиками, но есть разница… Юридическое восприятие спасения, например…
Я всем делился с женой, всем прочитанным… И она стала отогреваться. Был Великий пост, и я решил поститься. У нас тогда родился третий ребенок. И она не могла поститься так же. Было напряженно, и у нас была не лучшая Пасха, но это часть пути.
Сейчас моя жена совсем уже вовлечена… Она собиралась пойти на Прощеное воскресенье и не смогла из-за малыша, позвонила мне и просто плакала, так она хотела быть в храме.
Трудным вопросом для меня было то, что я актер… Ведь я изображаю людей… Но меня успокаивает то, что Христос учил через притчи и рассказы. И так и я отношусь к актерству, как к искусству рассказа, пробуя отразить жизнь честно, чтобы подвести людей к зеркалу, показать им определенный опыт. Например, если в истории есть месть, это может быть очень уродливо… Но это может быть очень по-шекспировски, очень по-библейски.
Для меня прекрасно то, что если в сердце человека есть семя злости или ярости, и он видит последствия этого на экране – преувеличенные – и понимает: «Ого. Вот что злость может сделать с человеком».
Или, например, наркомания. Может быть, если человек увидит правдивый фильм о наркомане, он дважды подумает, пробовать ли наркотики…
На меня очень сильно повлиял Достоевский, я начал читать его подростком, а он писал о по-настоящему страшных вещах, но он писал об этом с позиции света… Как актер я играл серийных убийц, самоубийц, героиновых наркоманов… Вообще большинство моих ролей – темные, но я всегда старался изобразить тьму с позиции света, чтобы это стало просвещением для других людей.
Меня поразило, что на первой службе, на которой я был, отец Джон вышел из алтаря, поклонился и сказал «Простите меня, братья и сестры». Это просто меня перевернуло – на Западе священник – клерикал, он находится над всеми. Он посредник между человеком и Богом. А это было совершенно по-другому. Человек и Бог. Это священство, основанное на смирении, служении, на том, чтобы быть отражением и иконой Христа. Дело не в отдельной личности, отец Джон бывает смиренным, это в системе, в традиции. Меня поразили слова исповеди – не «Ты, жалкий грешник, и я прощаю тебя», но это как «Мы с тобой в одной лодке, мы стоим перед Судией, Который придет вновь».
Я благодарен Православной Церкви. Здесь я обрел дом, здесь я узнал смирение, а это настоящая битва…
